Эклер всей его жизни...

Отпуск-2014 принес новые рецепты, фильмы и книги…

А теплая осень - желание поделиться отзывами о прочитанном и удачную для этого платформу. Случайное попадание в "яблочко" - Зарема проводит ежегодный ФМ "Кино... вино и домино..."

Одной из последних книг из моего летнего списка  была «Лакомство» от Мюриель Барбери. Роман получил специальную литературную премию во Франции.

Суть произведения: гастрономический критик на смертном одре мысленно «смакует» разные блюда, проделывая долгий путь длиною в жизнь. Но к умирающему никак не приходит воспоминание о главном вкусе всей его жизни. Так хотелось бы в последний раз ощутить его на языке, освежить давно забытое чувство… Но оно ускользает, подобно легкому паровому облачку над ароматным блюдом…

В романе тонко передаются впечатления всей жизни главного героя. Описания различных событий, начиная от проведения лета на территории дивного сада старой родственницы до прогулок к океану, от вкушения простой яичницы до изысканных французских блюд. Эти моменты настолько изящно подаются автором, что невольно испытываешь все плотские радости на себе. 

Словно сам вкушаешь все яства, за долгую жизнь испробованные кулинарным гурманом: от простеньких до вычурных. 

Словно сам лежишь на берегу океана, пропуская через себя все звуки пляжа. 

Словно сам прикасаешься к нежной, шелковистой шерстке любимого далматинца. 

Некоторые путешествия в прошлое погружают и тебя в личные воспоминания – создается некий безмолвный диалог читателя и главного героя. Происходит что-то наподобие: 

- А у меня было так… 

- Да? Интересно… А вот со мной произошел такой случай…

Воспоминания в книге чередуются: подаются не только волнующие события от имени главного героя, но и описания от имени разных людей и даже любимого кота… Если главный герой – известнейший гастрономический критик, баловень судьбы, почитатель публики – с первых строк предстает перед читателем своеобразным домашним деспотом, таким себе хозяином жизни и дома, главой семьи, люто ненавидящим своих домочадцев, то постепенно из воспоминаний возникают неожиданные признания. Оказывается, он был любимцем экономки, недостижимым идолом для статуэтки Венеры, всей жизнью жены и единственным верным другом кота… 

Многие рискнут отведать «Лакомство» Барбери, отдавая дань знакомству с ее нашумевшим романом «Элегантность ежика». Кто-то раскритикует оду еде, другие поставят наивысший балл. Но, бесспорно, читатель по достоинству оценит этот роман, где каждая фраза, как и представленные блюда, то играет пестротой вкуса, то притягивает заманчивой его простотой.

К сожалению, лично у меня был налет некого разочарования «дегустацией» «Лакомства»: сказалось отсутствие некой динамики – сюжет довольно однообразный. На фоне слишком вычурных оборотов и витиеватых фраз спасал положение подогреваемый интерес знакомства с новыми названиями блюд. Мастерски описанные рецепты приятно было смаковать на страницах, ибо в шикарные элитные рестораны Франции мне наяву не попасть:-)

Особого восторга роман у меня не вызвал, но и отложить его в сторону желания не возникло. Все же хотелось узнать: что же это за искомый и ускользающий вкус? Какой он? Горький, сладкий, мягкий и обволакивающий, либо твердый и отталкивающий?

В который раз удивилась своей интуиции – однозначно все происходит само собой на подсознании. Еще не ведая, что меня ожидает в финале, какое блюдо преподнесет мне автор и, нарушив мою привычку заглядывать в конец книги, я…

… Я под впечатлением от воспоминаний гастрономического критика сама создала список, который заполонили яркие картинки из моего детства. 3 пунктом сего документа значилось – «бабулины заварнушки» (другими словами – эклеры, шу). Именно так она их называла – «заварнушечки». И никак иначе!
Моим детским воспоминаниям еще, слава Богу, не суждено забыться. Бабуля до сих периодически балует нас этой вкусняшкой. Своему рецепту она верна более 55 лет и ни капли изменений в сам процесс не допускает. Подаю рецепт "от бабушки" без правки. 

ЗАВАРНУШКИ

Для теста нам понадобится:

200 маргарина

2 ст. воды

2 ст. муки

10 яиц

В кипящую воду кладем маргарин, даем закипеть и помешиваем, засыпая муку.

Готовую массу оставляем остыть. Когда остынет, вбить в нее 10 яиц по очереди, размешивая в массе рукой. Начинаем  формировать эклеры. Берем тесто в мокрую руку и делаем шарики. Выкладываем их на противень по 5 штук в ряд. Противень ставим в очень горячую духовку. Когда заварнушки "поднимутся",  духовку приключить и выпекать до тех пор, пока пирожные подсохнут. 

Для крема:

На порцию крема нужно 4 ст молока.

А на 1 ст молока надо: 1 яйцо, 5 ст. л. сахара, 2 ч.л. (с горкой) муки. Часть муки можно заменить картофельным крахмалом. 

Крем делаем так:  часть молока и сахар ставим на огонь, оно закипает, тем временем разводим муку остальным молоком. Отдельно взбиваем яйцо и потом все ингредиенты соединяем. Добавляем  ванилин и вливаем в кипящее молоко, все помешивая.  

Остывшие заварнушки разрезаем, начиняем кремом. Посыпаем сахарной пудрой. 

Естественно, мой отзыв о книге Мюриель Барбери «Лакомство» должен закончиться вашим знакомством, дорогие читатели, с тем, что составляло главный вкус жизни человека, понимающего толк во вкусах и в жизни. 

— Иди… купи мне… эклеров… — шепчу я и с ужасом сознаю, произнося эти чудесные слова, что восторг, которым они наполняют мое сердце, может разорвать его раньше времени. Я замираю в ожидании худшего — но нет, ничего не происходит. Я перевожу, дыхание.
— Эклеров? Ты хочешь эклеров?
Я киваю головой, выдавив жалкую улыбку. Его горестные губы силятся улыбнуться в ответ.
— ...Я… хочу… эклеров… в пластиковой… упаковке. — У меня вырывается судорожный вздох. — Мягких… эклеров… Я… хочу… эклеров… из… супермаркета.
...Он почти бежит к двери, а я откидываюсь на подушку и соскальзываю в блаженный туман воспоминаний.
Они ждали меня, упакованные в прозрачный пластик. На деревянном прилавке, рядом с багетами, буханками, булочками и пирожками, терпеливо дожидались расфасованные эклеры. Оттого, что их побросали сюда как попало, без всякого почтения к искусству кондитера, который раскладывает свои пирожные любовно, аккуратно в витрине под стеклом, они слипались в упаковке, жались друг к другу, точно спящие щенята, уютно сбившиеся в кучку. Но главное — помещенные в эхо последнее вместилище еще теплыми, дымящимися, они изошли в нем паром, который, осев на пластиковой оболочке, создал среду, благоприятную для размягчения.

Первое, что делает эклер эклером, — заварное тесто, достойное так называться. Излишняя мягкость для него такой же изъян, как и чрезмерная твердость. Эклер не должен быть ни резиновым, ни дряблым, ни ломким или агрессивно сухим. Тем он и славится: нежный без слабости и крепкий без жесткости. Это тяжкий крест кондитеров: наполняя его кремом, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он размягчил тесто. Мне доводилось писать беспощадные разгромные статьи о вырождении эклеров, цветистые страницы о первостепенной важности разграничения теста и крема, о плохом эклере, теряющем себя под влиянием жирной начинки, в лености субстанции, которой ему следовало бы противопоставить свою целостность и непохожесть. Или что-то в этом роде.

...Много всего написано о первом глотке, и о втором, и о третьем. Много верного сказано на эту тему. Все правда. Но ничто не сравнится, даже отдаленно, с тем несказанным ощущением от влажного теста во рту, захлестнутом в этот момент оргазмом. Сахар, пропитанный водой, не хрустел: он выкристаллизовывался под зубами, распадаясь на частицы легко и гармонично, и челюсти не дробили его, а мягко растирали в неописуемом тающе-смачном танце. Эклер обтекал самые потаенные слизистые оболочки моего нёба, его чувственная мягкость ласкала изнутри мои щеки, изумительно податливый, он тотчас сгущался в однородно-нежную массу, а сладость сахара была в ней последним мазком совершенства. Я спешил проглотить, ведь еще девятнадцать таких же мне предстояло отведать. Я знал, что только последние буду долго-долго жевать и пережевывать, с отчаянием, потому что всему на свете приходит конец. И утешался мыслями о последнем подарке божественного пакетика — о кристалликах сахара, оставшихся на самом дне, так и не прилепившихся ни к одному пирожному, о волшебных округлых капельках, которые я буду выковыривать липкими пальцами, чтобы завершить пиршество взрывом сладости.
В этом почти мистическом союзе моего языка с эклерами из супермаркета, с фабричным тестом и ставшим патокой сахаром, я прикоснулся к Богу. С тех пор я только терял и жертвовал суетным желаниям, которые не были моими и сейчас, на закате дней, едва не заслонили от меня истину.
Подобно средоточию блаженства, что кроется в самых потаенных глубинах наших фантазий и вдохновляется лишь нашим истинным «я», эклер был посылкой моей жизненной силы. Всю мою жизнь я мог бы писать о нем — и всю мою жизнь я его отрицал. Только в смертный час обрел я его вновь и навсегда после стольких лет заблуждения. И даже не важно в конечном счете, успеет ли Поль принести его мне, прежде чем я испущу дух.
Есть или не есть, жить или не жить — дело ведь не в этом, главное — знать зачем. Во имя отца, сына и эклера, аминь. Я умираю.

…Говорят, у автора «Лакомства» лучше получаются психологические портреты. Ну, что ж… Тогда в следующий раз в гости к «… ежику».